Скачать бесплатную работу можно по короткой ссылке. Ознакомится с содержимым можно ниже.
Введение……………………………………………………….….3
I Глава. От отрицания жизни к ее утверждению………7
1. В поисках смысла жизни……………………………………..7
2. Вера и любовь…………………………………………………….14
II Глава. Страдания и два облика смерти……………………..20
1. Смерть и личностное Я …………………………………………20
2. Философия жизни в художественном творчестве…24
3. Толстой и Шопенгауэр……………………………………….28
III Глава. Вера без чудес и «догмат» непротивления……35
1.Откровение и правила жизни……………………………………35
2. Личность и разум…………………………………………………39
3.Добро и непротивление злу насилием……………………….45
IV Глава. Религия, нравственность и наука………………….61
1. Религия как отношение к миру………………………………….61
2. Вера, неверие и наука………………………………………….…67
Заключение……………………………………………………..77
Список использованных источников и литературы……82
Осмысление человеческой жизни всегда вырастает из самой жизни. Оно неразрывно связано с религиозными и философскими исканиями человека, с поисками высших ценностей, с поисками первичных, фундаментальных отношений человека к миру. Каковы эти отношения? Даны ли они свыше или устанавливаются людьми? Что является основой связи между людьми – религия или мораль? Если это религия, что же тогда является основой самой религии – божественное откровение или правила жизни, устанавливаемые выдающимися людьми?
Отношение духовных ценностей и социальной жизни, источники добра и зла, проблема свободы воли, отношение нравственности и религии – это вечные проблемы философии. Значительную остроту они приобрели в XIX веке, в эпоху технического прогресса, войн, революций, социальных реформ. Прогресс, жизнь и практика становятся высшими ценностями западной культуры.
Значительны перемены и в России, которые связаны прежде всего с подготовкой и проведением реформы 1861 года. Русская философия XIX в., так же как и западная, все больше обращается к проблемам социальной жизни. В России христианские ценности сохранялись в основном в низших слоях общества, а в высших, в «культурной толпе», по выражению Л.Н. Толстого, царило неверие или, по крайней мере, «нерешенность» относительно веры. Оппозиция западничества и славянофильства во многом совпадала с оппозицией секулярной и религиозной философии.
Отношение человека к Богу и необходимость религиозного осмысления жизни становятся основной предпосылкой для русских религиозных мыслителей. Из этого вырастала и проблема религиозного преобразования жизни, пути которого виделись по-разному.
Особое место в русской мысли и философии занимает «великий писатель земли русской» Лев Николаевич Толстой. Его нельзя причислить к какому-либо лагерю или направлению. С одной стороны, с его отрицанием государства, церкви и т.д. он близок к анархизму (что пытались использовать революционеры всех мастей), с другой – к религиозной философии, так как он хотел преобразовать жизнь на религиозной основе. Толстой пытался разрешить дилемму между верой в сверхъестественное и неверием. Он попытался создать целостное мировоззрение, в котором метафизическое видение жизни должно было послужить основой для разрешения этой дилеммы.
Огромным было значение религиозных и философских идей Толстого в России. Даже философы, которые не признавали его критику христианства, говорили о том, что именно Толстой пробил брешь в религиозном индифферентизме.
Н.А.Бердяев видел заслугу Толстого в том, что он, как никто, «заставил христианский мир задуматься над своей нехристианской, полной лжи и лицемерия жизнью. Он — страшный враг христианства и предтеча христианского возрождения»[1]. С.Н.Булгаков писал, что Толстой «уподобляется в этом смысле влиянию тех мыслителей древности, которые были «детоводителями ко Христу» и «христианами до Христа»…И там, где есть место Сократу, Платону, Аристотелю, Птоломею, Омиру, не окажется ли места и Толстому, не в самом храме, но при входе в храм, к которому он приблизил некоторых своим общерелигиозным влиянием»[2].
Традиционно считается, что жизнь Толстого «переломлена» на две половины: до 70-х годов – это великий писатель и человек «от мира сего», а после 80-х годов – это уже человек «по ту сторону добра и зла»: человек, который вывел себя из культурных общепринятых традиций, и в силу этого, как пишет Мережковский, «одни говорят, что это христианский подвижник, другие – безбожник, третьи – фанатик, четвертые – мудрец…..- основатель новой религии»[3].
Мы согласны с Дм. Мережковским, оспаривающем взгляд о глубоком нравственном и религиозном перевороте, случившимся с Толстым в конце 70-х годов. В подтверждение того, что все идеи «позднего» Толстого зародились задолго до «переворота», можно привести запись Толстого, сделанную им еще в Севастополе (в 1855г.): «Вчера разговор о божественном и вере навел меня на громадную и великую мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта – основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле»[4]. И этой задаче Толстой всецело посвятил себя.
Собственно говоря, переворот заключался в том, что Толстой не только стал отрицать науку, религию и искусство, но и отказался от всего, что он сам ранее создал как писатель.
На пути «основания новой религии» Толстой сталкивается с проблемой, которая важна не только для него, но которую пытались разрешить многие мыслители прошлого и настоящего. Проблема эта — отношение религии и этики. Суть ее заключается в том, возможна ли мораль, не имеющая религиозного основания. Положительный ответ на этот вопрос мы находим в кантовской этике, которая оказала большое влияние на Толстого. Однако он не был всецело под влиянием Канта. Толстовская «интуиция жизни», о которой пойдет речь дальше, выводила его за пределы формальной этики Канта. Только на первый взгляд решение этой проблемы у Толстого состоит в замене религии этикой.
В дипломной работе поставлены три задачи: 1) выявить глубинную основу мировоззрения Толстого, которую мы называем «интуицией жизни», и показать, что она, особенно ярко проявившись в художественном творчестве, одновременно является основой религиозного мировоззрения Толстого; 2) рассмотреть проблему отношения этики и религии у Толстого на основе работ: «Исповедь» (1882), «В чем моя вера?» (1884), «О жизни» (1887), «Религия и нравственность» (1894), «Что такое религия и в чем сущность ее?» (1902), описать эволюцию в понимании веры и религии у Толстого и показать, что в этой эволюции «интуиция жизни» остается неизменной основой мировоззрения Толстого; 3) рассмотреть, каким образом Толстой пришел к пониманию принципа непротивления злу насилием как основы религиозного мировоззрения.
В работе ставится также задача рассмотреть полемику среди русских философов в эмиграции, которая возникла по поводу книги И.А. Ильина «О сопротивлении злу силою», поскольку в наше время проблема адекватного ответа насилию стала еще более актуальной.
Литература о Толстом необозрима, это главным образом — литературоведческие исследования, но я опирался в основном на те работы, которые связаны с религиозно-философскими исканиями Л. Толстого, учитывая также, что эти искания нашли свое отражение и в художественном творчестве Толстого. Среди них особое место занимает фундаментальный труд Дм. Мережковского «Л. Толстой и Достоевский» (1900-1902), который помог представить целостную картину философско-религиозных воззрений Толстого.
Чтобы описать интуицию жизни Толстого, я, с одной стороны, опирался на его философские трактаты, особенно на его работу «О жизни», а с другой стороны, — на анализ художественного творчества Толстого в работе Бицилли П.М. «Проблема жизни и смерти в творчестве Толстого»
К анализу религиозных воззрений Толстого, изложенных в работе «В чем моя вера?», чтобы подчеркнуть различие в традиционном понимании веры как Откровения от собственных убеждений Толстого относительно христианства, я привлек работы В.Н. Лосского, который, на мой взгляд, наиболее полно раскрыл сущность основных христианских догматов, отвергаемых Толстым. При рассмотрении проблемы отношения нравственности и религии были использованы те работы Н.А. Бердяева, в которых он выявил ряд антиномий в «христианстве» Толстого, а также работы С.Н. Булгакова, Л. Шестова, В.В. Зеньковского и др.
Чтобы подчеркнуть актуальность проблемы непротивления злу насилием, в дипломной работе подробно рассматриваются работы русских философов И. Ильина, В. Зеньковского и Н. Бердяева – наиболее ярких участников полемики по поводу книги И. Ильина «О сопротивлении злу силою». В ходе исследования рассматривалось также влияние на Толстого И. Канта, А. Шопенгауэра и Ж.-Ж. Руссо. Особое внимание было уделено влиянию Шопенгауэра на Толстого, поскольку оно было наиболее глубоким и сильным.
[1] Бердяев Н.А. Ветхий и Новый Завет в религиозном сознании Л. Толстого (1912) /Л.Н. Толстой: pro et contra. Антология. Серия «Русский путь». СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2000,с. 247.
[2] Булгаков С.Н. Л. Толстой (1911) / Л.Н. Толстой: pro et contra. Антология. Серия «Русский путь». СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2000, с.411.
[3] Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. М.: Наука, 2000. С.13.
[4] Цит. по: Дунаев М.М. Православие и русская литература. М.: Христианская литература, часть IV, 1998, с.3.
Изучение философских и публицистических работ Толстого заставило нас отказаться от весьма распространенного в русской философии взгляда, согласно которому Толстой – великий художник, но слабый мыслитель.
Теперь такое разделение нам кажется, по крайней мере, односторонним. Хотя, в какой-то мере, можно согласиться с Достоевским, который отмечает характерную особенность Толстого как мыслителя истинно русского: «Толстой, несмотря на свой огромный художественный талант, есть один из тех русских умов, которые видят ясно лишь то, что стоит прямо перед их глазами, а потому и прут в эту точку. Повернуть же шею направо или налево, чтоб разглядеть и то, что стоит в стороне, они, очевидно, не имеют способности: им нужно для этого повернуться всем телом, всем корпусом. Вот тогда они, пожалуй, заговорят совершенно противоположное, так как, во всяком случае, они всегда строго искренни».[1]
Своеобразным ответом на критику русских религиозных философов может быть статья И.И. Лапшина «Метафизика Льва Толстого», в которой он пишет, что, несмотря на «внутренние противоречия в философских взглядах Толстого», обязанность того, «кто хочет уразуметь мыслителя, заключается в том, чтобы по возможности интеллектуально перевоплотиться в него и сгладить то, что только кажется шероховатым – в этом разница между проникновенным уразумением (Verstehen) и холодным пониманием (Begreifen) <…> попытка уяснить себе метафизические основы мировоззрения Толстого… не только не бесполезны, но прямо необходимы…Метафизическая концепция мира независимо от ее научного общефилософского значения представляет высокий антропологический интерес даже в том случае, если она не выдерживает гносеологической критики»[2]
В нашей работе мы попытались рассмотреть эволюцию понимания веры и жизни у Толстого. В ходе исследования мы пришли к выводу, что Толстой расширял и углублял это понимание. Изучение эволюции его взглядов привело к тому, что у нас изменился взгляд на решение проблемы отношения религии и этики у Толстого. Если раньше нам казалось, что Толстой просто заменял религию этикой, то сейчас нам представляется, что решение этой проблемы у Толстого является более сложным. Несмотря на то, что сам Толстой был противником систематизации, можно видеть, что в рассматриваемых нами работах он не только углублял от работы к работе свои философские воззрения, но и систематизировал их.
«Исповедь» — это рассуждения о себе, это, по сути дела, постановка вопросов о жизни и о вере, почти не выходящая рамки самоописания (хотя уже здесь Толстой говорит о необходимости «примерять конечное к бесконечному» и — наоборот). Вера выступает тут только как способ утверждения жизни: Толстой ставит и здесь вопрос о смысле жизни, но этот вопрос ставится только по отношению к самому себе.
Мы не придерживались строго хронологического порядка рассмотрения работ Толстого. Параллельно с «Исповедью» мы рассматривали более позднюю работу «О жизни». От рассуждений о себе в «Исповеди» Толстой переходит к общей постановке вопроса, он пытается понять, что такое жизнь в ее первоначальном значении. В частности, это расширение вопроса выразилось в том, что в отличие от «Исповеди», где Толстой ссылается на те высказывания «мудрецов», которые отрицали жизнь и говорили о бессмысленности ее, в этой работе Толстой, напротив, опирается на те высказывания, в которых утверждается жизнь, в которых жизнь понимается как стремление к благу. Самому Толстому хотелось понять слово «жизнь» в его подлинном значении, и здесь проявляется наиболее явно влияние Шопенгауэра на Толстого: это, прежде всего, «воля к жизни». Чтобы выявить это влияние, мы также обратились к художественному творчеству Толстого, так как именно литература обладает тем свойством, что она дает возможность гораздо глубже и яснее выразить мысль автора, чем изложение ее в отдельной публицистической или философской статье. Живой язык художественного произведения высвечивает те мысли автора, которые он, возможно, пытался скрыть и от самого себя. Именно это и произошло с Толстым. В этом смысле мы согласны с Л. Шестовым, который считал, что «Война и мир» «…истинно философское произведение, написанное художником».
Нам не удалось в полной мере осветить работу Толстого «В чем моя вера?», поскольку акцент в исследовании был сделан на отличии «веры» самого Толстого от традиционного христианского понимания веры как Откровения, а также на основном положении Толстого о «непротивлении злу насилием».
Так, в «Исповеди» вера выступает как способ утверждения жизни для самого автора; в этой же работе он даже в некотором смысле «сужает» понимание веры. Толстой не рассматривает здесь само понимание веры, он пытается раскрыть понимание веры как способа утверждения жизни через христианское учение. Трактат «В чем моя вера?» можно назвать учением о жизни на основе христианства. И действительно, Толстой не только останавливается на заповеди о непротивлении, но и выделяет пять заповедей для практического руководства в жизни.
Вводя «новые определенные заповеди Христа, … по числу ссылок на древний закон (считая две ссылки о прелюбодеянии за одну)», Толстой вводит «пять новых, ясных и определенных заповедей Христа»[3]: 1) не противься злу, или злому; 2) не судите и не осуждайте; 3) не оставляй жену свою; 4) не клянись; 5) люби ближнего своего – осознавай единство «со всеми людьми мира без всякого исключения». Эти заповеди являются для Толстого не только основой истинно христианского отношения между людьми, но и основой необходимого переустройства государства и общества в соответствии с ними.
По сути дела, в этой работе Толстой действительно разъясняет то, в чем состоит его вера. Это, прежде всего, вера в то, что, только исполняя эти заповеди, можно обрести истинный смысл жизни. В конце работы Толстой пишет: «Я верю, что если жить так, то жизнь моя получит для меня единственно возможный разумный, радостный и неуничтожаемый смертью смысл… Я верю, что единственный смысл моей жизни—в том, чтобы жить в том свете, который есть во мне, и не ставить его под спудом, но высоко держать его перед людьми так, чтобы люди видели его. И вера эта придает мне новую силу при исполнении учения Христа и уничтожает все те препятствия, которые прежде стояли передо мной»[4] .
Свое понимание веры и религии Толстой раскрывает в более поздних работах «Религия и нравственность» (1894) и «Что такое религия и в чем сущность ее?» (1902). В этих работах, возможно вопреки своей воле, Толстой систематизирует свои взгляды. Мы попытались показать, что именно эти работы проливают свет на проблему отношения этики и религии у Толстого. Они являются как бы ответом тем русским философам, которые обвиняют Толстого в «панморализме» и в «узком морализме». И хотя в этих работах чувствуется наиболее сильное влияние Канта, Толстой пытается по-иному решить проблему отношения этики и религии, определяя религию как «первичное отношение к миру или первоначалу его», и из нее выводит нравственность. Здесь Толстой систематизирует отношения человека к миру, выделяя три из них: языческое, или первобытно-личное, общественное и христианское. Для него христианское отношение к миру является высшим религиозным отношением.
В последней работе «Что такое религия…» Толстой пытается разрешить дилемму между безверием «культурной толпы» и верой в сверхъестественное. Он пытается доказать, что, как нельзя жить в полном безверии, так и нельзя считать, что вера сводится к вере в чудеса. Здесь вера выступает, с одной стороны, как отношение к миру (поскольку вера – это то же самое, что религия), а с другой стороны, она же выступает как некая кантовская регулятивная идея, которая ведет человечество вперед. Хотя вера абсолютна как некая сила жизни, но сама жизнь понимается уже не как жизнь в этом мире, а как «вечная, бесконечная жизнь», которая для Толстого есть Бог. Пытаясь разрешить эту дилемму, Толстой представляет нам противоречивое понятие жизни и Бога. Здесь понятие жизни опять выходит на первый план: жизнь выступает как некая метафизическая основа мира. Кроме того, Толстой отождествляет «жизнь» и Бога, это еще раз подтверждает то, что он не до конца освобождается от влияния Шопенгауэра. С одной стороны, он стремится следовать заповедям Христа как категорическому императиву Канта, будучи под сильным влиянием этики долга Канта, а с другой стороны, как справедливо пишет И.И. Лапшин: «Толстой убедился, …что религия не исчерпывается любовью к людям, …. что в нее необходимо привходит известное эмоциональное отношение к Богу-Любви, как трансцендентной метафизической реальности. Бог-Любовь ощущается и атеистом наперекор его сознательным взглядам в минуты героического самопожертвования, в которые, по убеждению Толстого, происходит осознание метафизического тождества всех людей в Боге. Эту мысль он почерпнул mutatis mitandis у Шопенгауэра, через него у индийских философов и у В.Гюго…»[5] В этой же статье И.И. Лапшин приводит слова самого Толстого: «Все величайшие философы в своих учениях не совпадают только наружно. Воля Шопенгауэра, Субстанция Спинозы, Категорический императив Канта – это только с разных сторон освещенная духовная основа мира и жизни»[6].
В ходе нашей работы мы пришли к выводу, что понимание жизни, или интуиция жизни, Толстого, с одной стороны, не позволила ему до конца принять христианскую веру в традиционном понимании ее, с другой же стороны, она выводит Толстого за рамки формальной этики долга. Религия и этика оказываются у Толстого единым целым, в рамках которого нравственность получает религиозное освящение, а религия – моральное обоснование.
Любовь к жизни, несомненно присущая самому Толстому, стала основой его главного принципа жизни и философии – непротивления злу насилием. В отличие от Ницше, философия жизни которого предполагала разрушение всех высших ценностей, Толстой, хотя и отрицал большинство ценностей, но не путем разрушения и силы. Как пишет П.Б. Струве, «его отрицание всякой принудительной власти и в то же время всякого насилия делает его единственным последовательным анархистом, верным началу абсолютного добровольного взаимоотношения и объединения людей. Ибо он единственный из анархистов отрицание насилия признает не только принципом существования идеального человеческого общества, но и принципом его осуществления»[7].
В наши дни проблема непротивления или сопротивления злу силой стала еще более актуальной, чем она была во времена рассмотренной нами дискуссии по поводу книги И.А. Ильина, но, к сожалению, эта проблема обсуждается сейчас не очень широко.
Религиозно-философские труды Л.Н. Толстого не утратили своего значения и сегодня. Лев Николаевич Толстой был не только одним из тех, кто более ста лет назад предупреждал о грядущих бедствиях современной цивилизации, но и был одним из очень немногих, кто предлагал нам единственный, быть может, выход – следовать христианской заповеди о «непротивлении злому».
[1] Достоевский Ф.М. Дневник Писателя, 1877 г., цит. по: Д.С. Мережковский. Л. Толстой и Достоевский. М., «Наука», 2000, с.194.
[2] Лапшин И.И. Метафизика Льва Толстого / L.N.Tolstoj. Sbornik stati a bibliografickych prehledu. V generalni komisi akciove spolecnosti “Orbis”, Praha, V Praze 1929, с.51.
[3] Толстой Л.Н. В чем моя вера?, гл.VI, с.88-107, 178-180.
[4] Там же, с.180-181.
[5] Лапшин И.И. Метафизика Льва Толстого, с. 49-50.
[6] Там же, с.50.
[7] Струве П.Б. Лев Толстой / Patriotica. Политика, культура, религия, социализм. М., «Республика», 1997, с.299.
